Убийца Шута - Страница 86

- Слишком тяжелые.

Она, как всегда, поняла мою искаженную речь. Она отвела меня в мою комнату и помогла поменять наряд на темно-зеленые леггинсы и светло-зеленую тунику, а также мои мягкие сапожки. Я приняла решение. Я поняла, что я должна была сделать.

Я всегда осознавала, что в Ивовом Лесу были и другие дети. Первые пять лет своей жизни я была тесно связана со своей матерью, и настолько мала, что у меня было мало общего с ними. Я видела их, мимоходом, когда моя мама носила меня сквозь кухню, или когда я бежала за ней по пятам по коридорам. Они были сыновьями и дочерьми слуг, часть из них появились на свет в Ивовом Лесу и росли вместе со мной, даже ели они и выросли более высокими и быстрыми, нежели я. Некоторые из них были достаточно взрослыми, для того чтобы иметь собственные дела, у Элм и Леа в комнате для мытья посуды, у юноши по имени Тэффи на кухне.

Я знала, что были дети, которые помогали с птицами и овцами, а также конюшие, но этих я видела редко. Еще были малыши: младенцы и маленькие дети, которые были слишком малы, чтобы работать и слишком молоды, чтобы отделяться от своих матерей. Некоторые из них были одного размера со мной, но еще слишком маленькие, чтобы привлечь мой интерес. Элм была на год старше меня, а Леа на год младше, но обе были выше меня на целую голову. Они обе выросли в кладовых и кухнях Ивового Леса, и приняли мнения свои матерей на мой счет. Когда мне было пять, они терпеливо жалели меня.

Но их жалось и терпеливость куда-то пропали, когда мне исполнилось семь. Будучи меньше их ростом, я была более компетентна в тех, делах, которые возлагала на меня мать. Тем не менее, они считали меня тупой, потому что я не разговаривала. Я научилась быть молчаливой со всеми, кроме моей матери. Не только дети, но и взрослые слуги издевались над моей невнятной речью и передразнивали, когда были уверены, что меня нет поблизости. Я была уверена, что неприязнь передавалась от родителей к детям. Даже будучи такой молодой, какой я была тогда, я все-еще инстинктивно понимала, что они боялись за своих детей, когда те находились рядом со мной, словно они могли каким-то образом испортиться от моей странности.

В отличии от своих взрослых, дети избегали меня, не потрудившись притвориться, и это расстраивала меня. Я со стороны наблюдала за их играми, желая присоединиться к ним, но в тот момент когда я подходила, они хватали своих простых кукол, бросали свой пикник и убегали. Даже если бы я побежала за ними, они бы легко обогнали меня. Они могли лазить по деревьям, до нижних ветвей которых я не могла достать. Если я слишком долго преследовала их, они возвращались на кухню. Меня часто прогоняли оттуда с любезными словами "Нет, госпожа Пчелка, бегите играть туда, где безопасно. Здесь на вас наступят или ошпарят. Уходите". И все это время Элм и Леа корчили лица в притворных улыбках и жестами прогоняли меня из-за юбок своих матерей.

Тэффи я боялась. Ему было девять, он был больше и сильнее Элм и Леа.Он работал с мясом на кухне: приносил только что убитую курицу или тащил убитого и освежеванного ягненка. Мне он казался огромным. Он был по-мальчишески туп и откровенен в своей нелюбви ко мне.Однажды, когда я следила за кухонными детьми, которые спустились вниз к ручью и собирались плыть в обитой орехом лодке, Тэффи обернулся и принялся кидать в меня камни, пока я не убежала. Он называл меня «Пчёёё-ёёёлка» так, что в его устах мое имя становилось оскорблением и синонимом к слову «дура». Эти две девочки не решились присоединиться к нему в его насмешке надо мной, но как же они наслаждались этим!

Если бы я рассказала маме, она бы рассказала отцу и я уверена, тогда все дети Ивового Леса остались бы для меня под запретом. Поэтому я этого не делала. Чем больше они ненавидели и презирали меня, тем больше мне хотелось с ними подружиться. Действительно, я могла не играть с ними, а только наблюдать и учиться, как это - играть. Взбираться по деревьям, запускать лодки из грецкого ореха с листьями вместо парусов, соревноваться по прыжкам и кувыркам, сочинять дразнилки, ловить лягушек... всем этим вещам, которым дети учатся у других детей.

Я наблюдала за тем, как Тэффи ходит на руках, и в уединении своей спальни я заработала сотни синяков, прежде чем смогла пересечь комнату без падения. Я и не думала выпрашивать волчок с рынка, пока не увидела такой красный у Тэффи. Издали училась свистеть губами или при помощи травинки, зажатой между моих пальцев. Я пряталась и ждала, когда они уйдут, чтобы попытаться качаться на веревке привязанной к ветке дерева в тайной беседке, построенной из валежника.

Думаю, отец догадывался, как я проводила свое время. Когда моя мать рассказала ему о моем желании, он купил мне не только волчок, но и Джека-попрыгунчика: маленького акробата, который крепился к двум палочкам при помощи подвешенных скрученных веревочек. Вечером, когда я буду сидеть у камина и играть этими простыми игрушками, он будет наблюдать за мной из-под полуопущенных век. Я чувствовала в его взгляде тот же голод, что испытывала я, когда наблюдала за игрой других детей.

Я чувствовала, будто обворовываю их, когда шпионила за ними. И они чувствовали то же самое, всякий раз, когда им удавалась обнаружить меня, подглядывающую за ними, и они отгоняли меня своими криками и бранью. Тэффи был единственным, кто осмеливался бросать в меня сосновые шишки и желуди, остальные кричали и подбадривали, когда он бил меня. Мое молчание и робость делали смелыми их нападения.

Такая ошибка. Или нет. Когда я не могла присоединиться к ним, я следовала и играла там после того как они уходили. Было место на ручье, где росли массивные стройные ивы. В начале весны они переплетали между собой маленькие деревья, к лету деревья выпростали в тенистые альковы, покрытые ветвями с листвой. Это был их домик для игр, куда они приносили хлеб с маслом из кухни и ели его с огромных листьев. Их чашками были листья, в которых можно было задержать немного воды из реки. И Тэффи там становился Лордом Тэффи, а девочки были дамами в ожерельях из золотых одуванчиков и белых ромашек.