Убийца Шута - Страница 91

Я засмеялась и она тоже. Затем она остановилась и сделала глубокий вдох. Она села на корточки, улыбнулась мне и пожаловалась, - У меня такая боль в боку, - и потерла сначала ребра, а потом плечо. - И левая рука так болит. Должна же болеть правя, ведь большую часть работы я делаю именно ей. - Она взялась за край корзины и оперлась на нее, пытаясь встать. Но корзина перевернулась и потеряв равновесие мама повалилась в кусты лаванды, ломая их тяжестью своего тела.

Вокруг нее взметнулось облако ароматов. Она перевернулась на спину, нахмурилась и на лбу появились маленькие морщинки. Она потянулась, подняла правой рукой свою левую руку и удивленно посмотрела на нее. Когда она отпустила ее, рука безвольно упала. - Что за глупости. - ее голос был запинающимся и мягким. Она замолчала и вдохнула поглубже. Правой рукой она погладила мою ногу. - Мне просто нужно отдышаться немного, - пробормотала она теряя окончания в словах. Она сделала неровный вдох и закрыла глаза.

И умерла.

Я заползла в куст вереска рядом с ней и дотронулась до ее лица, наклонилась и приложила голову к груди. Я услышала последний удар ее сердца. Потом последний выдох и внутри нее все затихло. Вокруг нас шелестел нежный ветерок и ее пчелы жужжали, занимаясь своей работой в цветах. Ее тело все еще было теплым и она все еще оставалась моей мамой. Я обняла ее и закрыла глаза. Я положила голову ей на грудь и подумала о том, что же станет со мной теперь, когда женщина, которая так сильно меня любила, умерла.

Солнце начало клониться к закату, когда папа пришел разыскивая нас. Он был на овечьих пастбищах, я поняла это, потому что в руках он нес букет из маленьких белых розочек, которые росли вдоль тропинки. Он подошел к деревянной калитке в невысоком каменном заборе, ограждавшем сад, посмотрел на нас и все понял. Он уже знал что она умерла еще прежде, чем открыл калитку. И все же он бежал к нам так, словно он мог забежать в прошлое, когда еще было не слишком поздно. Он упал на колени рядом с ее телом и положил на нее руки. Он тяжело дышал и бросил свое сердце в нее, ища в ее теле признаки жизни. Он затянул меня туда вместе с собой и я знала то, что знал он. Она была безвозвратно мертва.

Он притянул нас обеих к себе, откинул назад голову и завыл. Челюсти его были широко раскрыты, лицо поднято к небу, мышцы шеи напряжены.

Он не издал ни звука. Однако горе, которое изливалось из него в небо поглотило меня и оглушило. Я утонула в его печали. Я уперлась руками в его грудь и попыталась отстраниться от него, но не смогла. Откуда-то издалека я почувствовала свою сестру. Она пыталась достучаться до него, требуя объяснить что случилось. Были и другие, те, кого я не знала, все они кричали в его сознании, предлагали отправить солдат, одолжить силу, сделать для него все, что только возможно. Но он даже не мог облачить свою боль в слова.

- Это мама! - внезапно вскрикнула сестра и - Оставьте его одного. Оставьте нас одних! - скомандовала она всем и они отступили, как отступает отлив.

Но его горе продолжало бушевать, ураган, который хлестал меня порывами ветра, от которых я не могла укрыться. Я начала дико отбиваться от него, понимая, что я спасаю не только свой рассудок, но и, возможно, свою жизнь. Я не думаю, что он даже понимал, что зажал меня между своим рокочущим сердцем и остывающим телом мамы. Я вывернулась у него из под руки, упала на землю и лежала глотая ртом воздух, словно рыба выброшенная на сушу.

Того небольшого расстояния, было все же недостаточно. Меня затянуло в водоворот его воспоминаний. Поцелуй, украденный на лестнице. Первый раз, когда она прикоснулась к его руке и это не было случайно. Я видела маму, бегущую по пляжу из черного песка и камней. Я узнала океан, которого никогда не видела. Ее красные юбки и синий шарф развевались на ветру и она смеялась, глядя через плечо пока папа бежал за ней, пытаясь догнать. Его сердце трепетало от радости при мысли, что вот сейчас он поймает ее и игриво обнимет всего на мгновение. Они были детьми. Вдруг я увидела играющих детей, всего на несколько лет старше меня по возрасту. Они так никогда и не повзрослели - ни он, ни она. На протяжении всей жизни, она оставалась для него той девочкой, той удивительной девочкой, немногим старше его, но такой мудрой, такой женственной для всего, что было в его жизни таким мужским.

- Молли! - выкрикнул он, это слово внезапно вырвалось из него. Но у него не хватило дыхания, чтобы прокричать его, он его просто выдохнул. Он согнулся над ее телом, рыдая. Его голос перешел в шепот.

- Я совсем один. Я совсем один. Молли. Ты не можешь уйти. Я не могу быть таким одиноким.

Я не заговорила с ним. Не напомнила , что у него все еще есть я, это было не то, о чем он говорил. У него все еще была Неттл, а еще Чейд и Дьютифул, и Олух. Но я понимала его сердце; не могла ему помочь, но понимала его, будто чувства вытакали из него, как кровь из раненого воина. Его горе в точности отражалось во мне, как в зеркале. Никогда больше не будет никого такого, как она. Никогда никого, кто бы любил нас так без остатка, так бескорыстно. Я погрузилась в это горе. Я распростерлась, лежа на спине, на земле и смотрела, как темнеет небо и летние звезды начинают появляться в темно-синем небе.

Нас нашла кухарка, в ужасе завопила и убежала обратно домой за помощью. Вернулись слуги с фонарями, полубоясь хозяина в его диком горе. Но им не нужно было опасаться. Его покинули все силы. Он даже несмог подняться с колен, даже когда они вырвали тело у него из рук, чтобы отнести в дом.

И только когда они потянулись ко мне он поднялся.

- Нет,- сказал он, и в тот момент он заявил на меня свои права. - Нет. Теперь она моя. Малыш, иди сюда, ко мне. Я понесу тебя.