В результате Лант понял, что для этой профессии он не подходит. К моему удивлению, он сказал мне, что не возражает против того, что перестанет быть моим учеником если только не потеряет мою дружбу! И, для того, чтобы облегчить для него этот переходный момент, я решил, что оставлю его на какое-то время в Баккипе. Я позабочусь о том, чтобы он получил достаточное образование для того, чтобы быть наставником, и тренировки с оружием, которые приведут его в форму, чтобы также быть и телохранителем.
Только тебе я могу признаться в том, что я очень в нем разочарован. Я был так уверен, что нашел достойного приемника. К счастью, нашлась еще одна кандидатура и началось ее обучение. Похожее, что у нее есть способности, но также было и с Лантом. Поживем увидим. Я говорю тебе все это, конечно же с глубоким доверием к твоему благоразумию. Странно, что однажды, я учил тебя не доверять такие вещи бумаге, а теперь вижу в этом единственный способ, который дает мне уверенность в том, что никто из нашей группы не узнает о моих мыслях. Как меняются времена!
Не подписанный и никому не адресованный свиток
Ох, многое мы открываем для себя и многому учимся, но слишком поздно. Хуже этого только секреты, которые вовсе секретами не являются и горести, с которыми мы живем, но не признаем их друг перед другом.
Пчелка была не тем ребенком, о котором мы оба мечтали. Я скрывал свое разочарование от Молли и я думаю, что она делала то же самое. Тянулись месяцы а потом прошел и год, и я не замечал больших перемен в способностях нашей дочери. Молли не позволяла никому ухаживать за ребенком и держала свою боль в себе, это состарило ее и негативно сказалось на здоровье и душевном состоянии. Я хотел помочь ей, но ребенок избегал моих прикосновений. Какое-то время я был в мрачном расположении духа, потерял аппетит и не хотел ничем заниматься. Под конец каждого дня, меня мучили головные боли и изжога. Я просыпался ночью и сон никак не шел ко мне, только беспокойства о ребенке. Наша малышка оставалась малышкой, маленькой и пассивной. Стремление Чейда спланировать ее образование и возможное замужество теперь стало для меня горестно сладким воспоминанием. Было время, когда мы могли надеяться на такие события. Но прошедший год разрушил все наши мечты.
Я не помню сколько лет было Пчелке, когда Молли впервые не выдержала и разрыдалась в моих объятиях. - Мне жаль, мне так жаль, - сказала она, и я не сразу понял, что она винила себя за нашего недалекого ребенка.
- Я была слишком стара, - проговорила она сквозь слезы, - И она никогда не будет нормальной. Никогда, никогда, никогда.
- Давай не будем спешить, - сказал я со спокойствием, которого не испытывал. Почему мы скрывали друг от друга наши страхи? Возможно потому, что делясь ими, как сейчас, мы делали их реальными. Я старался отрицать их. - Она здорова, - сказал я Молли, пока она рыдала у меня на плече. Я склонился, и прошептал ей на ухо: - она хорошо кушает. Она спит. У нее гладкая кожа и ясные глаза. Она маленькая и, возможно, несколько медлительна, но она вырастет и -
- Прекрати, - попросила она меня тонким голосом. - Прекрати, Фитц. - она немного отстранилась и посмотрела на меня. Волосы прилипли к ее мокрому лицу, словно траурная вуаль. Она вздохнула. - Притворством ничего не изменишь. Она недалекая. И не просто недалекая, но еще и слабая. Она не переворачивается и не держит головку прямо. Она даже не пытается. Она просто лежит в колыбельке и смотрит. Она даже практически не плачет.
И что же я мог на это ответить? Она родила семерых здоровых детей. Пчелка была первым моим ребенком, за которым я ухаживал.
- Она правда так сильно отличается от того, какой она должна быть? - спросил я беспомощно.
Молли медленно кивнула -
И всегда будет отличаться.
- Но она наша, - я мягко возразил ей. - Она наша Пчелка. Возможно, она такая, какой ей суждено быть.
Я не знаю каким образом она услышала мои слова. Я знал, что не заслужил ее реакцию, когда она вдруг снова расплакалась и крепко обняла меня, и спрашивала, уткнувшись в мою грудь: -
Значит, ты не так сильно разочарован ей и не стыдишься ее? Ты все еще любишь ее? Ты все еще любишь меня?
- Конечно, - сказал я. - Конечно и всегда, - И даже не смотря на то, что я утешил ее скорее случайно, чем намеренно, я был рад, что мне это удалось.
Тем не менее, мы отворили дверь, которая не могла оставаться запертой. Как только мы признали, что наша маленькая девочка, скорее всего, останется такой навсегда, нам пришлось начать говорить об этом. Однако, мы не обсуждали это в присутствии слуг или при свете дня, но по ночам, лежа в нашей постели, когда ребенок, который был причиной наших душевных мук спал рядом в своей колыбельке. Потому как хоть мы и признавали это, но принять не могли. Молли списывала это на свое молоко и пыталась уговорить крошку питаться коровьим, а затем и козьим молоком, но без особого успеха.
Здоровье ребенка приводило меня в замешательство. Я выходил и вырастил много маленьких созданий за свою жизнь, и все же я никогда прежде не встречал таких, которые бы ели с таким аппетитом, хорошо спали, лучились здоровьем, но не росли. Я пытался заставить ее шевелить ручками и ножками, но быстро понял, что она совсем не хотела, чтобы я заботился о ней. Предоставленная сама себе она вела себя тихо и мирно, отказываясь смотреть на меня, когда я склонялся над ней. Если же я поднимал ее на руки, она отстранялась от меня и со всей силой пыталась вывернуться из моих рук. Если же я упорно продолжал держать ее и сгибать ее ножки и шевелить ручки, она быстро переходила от рыданий к гневному крику. Через какое-то время Молли упросила меня прекратить свои попытки, потому что опасалась, что я причиняю ей боль. И я уступил ее желанию, хотя Уитом я не ощущал чувства боли с ее стороны, только тревогу. Тревогу от того, что отец хочет взять ее на руки. Могу ли я выразить какую боль это причиняло мне?