- Молли. Скажи мне, что тебе нужно? Я никогда этого не делал. Что мне следует принести, что мне следует сделать? Должен ли я позвать какую-нибудь женщину тебе на помощь?
Ее мускулы напряглись, когда я спросил; она ответила не сразу:
- Нет. Мне они не нужны. Они будут только ухмыляться и хихикать над глупой старухой. Так что я хочу, чтобы только ты был здесь. Если ты можешь, найди в себе силы поверить мне. По крайней мере, пока ты в этой комнате, Фитц, сдержи слово. Сделай вид, что веришь мне. - у нее снова перехватило дыхание и она наклонилась вперед над своим животом.Прошло время и она обратилась ко мне. - Принеси таз с подогретой водой, чтобы вымыть ребенка, когда он родится. И чистую ткань, чтобы вытереть его. Небольшой шнурок, чтобы туго перевязать. Кувшин холодной воды и чашку для меня. - И она снова, скрючившись, подалась вперед, испустив долгий и низкий стон.
И я ушел. Я наполнил кувшин горячей водой из чайника, который всегда держали возле очага. Я находился в комфортном, знакомом хаосе ночной кухни. Огонь слегка потрескивал, в мисках медленно поднималось тесто для выпечки завтрашнего хлеба, а из стоявшей в глубине очага кастрюли разносился запах ароматного говяжьего бульона. Я нашел кадку и набрал большую кружку холодной воды. Вытащил из стопки чистого белья кусок ткани, и разместил все это на подносе. Какое-то время я стоял и вдыхал спокойствие и умиротворение упорядоченной жизни кухни в тихий час.
-Ох, Молли, - сказал я безмолвным стенам. Затем я вооружился мужеством, словно обнаженным холодным клинком, поднял тяжелый поднос, сбалансировал его и направился вперед, через тихие залы Ивового Леса.
Я плечом отпер дверь, поставил на стол поднос и подошел к дивану у камина. Комната пропахла потом. Молли молчала; она уронила голову на грудь. После всего этого, она могла заснуть, сидя перед огнем? :
Она сидела с широко расставленными ногами на краю дивана, ее ночная рубашка была закатана до бедер. Ее сжатые руки находились между ее колен и на ее руках покоился самый крошечный ребенок, которого я когда-либо видел. Я пошатнулся и , близкий к обмороку, опустился на колени, глядя широко раскрытыми глазами. Такое маленькое существо, покрытое кровью и слизью. Глаза ребенка были открыты. Мой голос дрожал, когда я спросил:
- Это ребенок?
Она подняла глаза и посмотрела на меня с терпимостью, приходящей с годами. Глупый, любимый мужчина. Даже не смотря на истощение, она улыбнулась мне. Триумф и любовь в этом взгляде я не заслуживал. Ни упрека моим сомнениям. Она тихо заговорила:
- Да. Она - наш ребенок. Наконец.
Крошка была темно-красной с бледной толстой пуповиной, тянувшейся от ее живота к последу у ног Молли.
Я с трудом смог вдохнуть. Полнейшая радость соперничала с глубочайшим стыдом. Я сомневался в ней. Я не заслужил этого чуда. Жизнь накажет меня, я был абсолютно уверен в этом. Мой голос показался мне ребяческим, когда я спросил умоляющим голосом: - Она жива?
Молли звучала истощенно.
- Она такая маленькая. Половина амбарной кошки! Ох, Фитц, как такое может быть? Такая длительная беременность и такой маленький ребенок. - она судорожно вздохнула, практично подавляя рыдания. - Принеси мне тазик с теплой водой и мягкие полотенца. И что-нибудь, чтобы перерезать пуповину.
- Немедленно!
Я все принес и поставил у ее ног. Ребенок все-еще отдыхал в материнских руках, наблюдая за ней. Молли провела пальцами по маленькому рту ребенка, погладила ее по щеке.
- Ты такая спокойная, - сказала она, и ее пальцы сдвинулись на грудь ребенка. Я видел, как она прижала их, чтобы почувствовать как бьется там сердце. Молли посмотрела на меня. - Как птичье сердце, - сказала она.
Младенец слегка пошевелился и глубоко вздохнул. Вдруг она вздрогнула и Молли прижала ее к груди. Она вглядывалась в маленькой личико и проговорила:
- Такая крошечная. Мы так долго тебя ждали, мы ждали годами. И теперь ты с нами, а я сомневаюсь, что ты останешься хотя бы на день.
Я хотел ее успокоить, но я знал, что она права. Молли начала дрожать от усталости после родов. Тем не менее, это она перевязала пуповину и отрезала ее. Она наклонилась, чтобы проверить, теплая ли вода, а затем опустила в нее ребенка. Аккуратно ее руки смыли кровь. Крошечный череп был покрыт пушистыми, бледными волосами.
- У нее синие глаза!
- Все дети рождаются с синими глазами. Они изменятся.
Молли подняла ребенка, и с завидной легкостью переложила ее из полотенца в мягкое белое одеяло и запеленала в аккуратный кулек, подобно гладкому кокону мотылька. Молли посмотрела на меня и покачала головой моему онемевшему изумлению. - Пожалуйста, возьми ее. Я должна осмотреть себя сейчас.
- Я могу уронить ее! - я был в ужасе.
Серьезный взгляд Молли встретился с моим.
- Возьми ее. Не опускай ее. Я понятия не имею, как долго она пробудет с нами. Держи ее пока сможешь. Если она покинет нас, то она уйдет поддерживаемая нами, а не одинокая в своей колыбели.
Ее слова заставили слезы покатиться по моим щекам. Но я повиновался, смиренный в своем понимании, как не прав я был. Я передвинулся к краю ее софы, сел, и взял свою новую дочь, вглядываясь в ее лицо. Ее синие глаза непоколебимо встретились с моими. Она не плакала, как это делали все младенцы в моем представлении. Она была совершенно спокойной. И такой неподвижной.
Я встретил ее взгляд: она смотрела на меня, будет знала все ответы к любым загадкам. Я наклонился, вдыхая ее запах, и волк внутри меня высоко подпрыгнул. Моя. Внезапно она стала очевидно моей во всех отношениях. Мой детеныш, которого необходимо защищать. Моя. С этого момента, я бы скорее умер, чем увидел вред, нанесенный ей. Моя. Уит подсказал мне, что эта маленькая искра жизни ярко горит. Крошечная, какой она была, она никогда не станет добычей.